Неточные совпадения
Когда дорога понеслась узким оврагом в чащу огромного заглохнувшего леса и он увидел вверху, внизу, над собой и под собой трехсотлетние дубы, трем человекам в обхват, вперемежку с пихтой, вязом и осокором, перераставшим вершину тополя, и когда на вопрос: «Чей лес?» — ему сказали: «Тентетникова»; когда, выбравшись из леса, понеслась дорога лугами, мимо осиновых рощ, молодых и старых ив и лоз, в
виду тянувшихся вдали возвышений, и перелетела мостами в разных местах одну и ту же реку, оставляя ее то вправо, то влево от себя, и когда на вопрос: «Чьи луга и поемные места?» — отвечали ему: «Тентетникова»; когда поднялась потом дорога на гору и пошла по ровной возвышенности с одной стороны мимо неснятых
хлебов: пшеницы, ржи и ячменя, с другой же стороны мимо всех прежде проеханных им мест, которые все вдруг показались в картинном отдалении, и когда, постепенно темнея, входила и вошла потом дорога под тень широких развилистых дерев, разместившихся врассыпку по зеленому ковру до самой деревни, и замелькали кирченые избы мужиков и крытые красными крышами господские строения; когда пылко забившееся сердце и без вопроса знало, куды приехало, — ощущенья, непрестанно накоплявшиеся, исторгнулись наконец почти такими словами: «Ну, не дурак ли я был доселе?
С каждым годом притворялись окна в его доме, наконец остались только два, из которых одно, как уже видел читатель, было заклеено бумагою; с каждым годом уходили из
вида более и более главные части хозяйства, и мелкий взгляд его обращался к бумажкам и перышкам, которые он собирал в своей комнате; неуступчивее становился он к покупщикам, которые приезжали забирать у него хозяйственные произведения; покупщики торговались, торговались и наконец бросили его вовсе, сказавши, что это бес, а не человек; сено и
хлеб гнили, клади и стоги обращались в чистый навоз, хоть разводи на них капусту, мука в подвалах превратилась в камень, и нужно было ее рубить, к сукнам, холстам и домашним материям страшно было притронуться: они обращались в пыль.
Арбуз был наполнен ситцевыми подушками в
виде кисетов, валиков и просто подушек, напичкан мешками с
хлебами, калачами, кокурками, [Кокурка — булка с начинкой.] скородумками и кренделями из заварного теста.
В полчаса с небольшим кони пронесли Чичикова чрез десятиверстное пространство — сначала дубровою, потом
хлебами, начинавшими зеленеть посреди свежей орани, потом горной окраиной, с которой поминутно открывались
виды на отдаленья, — и широкою аллеею раскидистых лип внесли его в генеральскую деревню.
Этот долг можно заплатить из выручки за
хлеб. Что ж он так приуныл? Ах, Боже мой, как все может переменить
вид в одну минуту! А там, в деревне, они распорядятся с поверенным собрать оброк; да, наконец, Штольцу напишет: тот даст денег и потом приедет и устроит ему Обломовку на славу, он всюду дороги проведет, и мостов настроит, и школы заведет… А там они, с Ольгой!.. Боже! Вот оно, счастье!.. Как это все ему в голову не пришло!
Я обиделся на французские
хлебы и с ущемленным
видом ответил, что здесь у нас «пища» очень хорошая и нам каждый день дают к чаю по целой французской булке.
В Киренске я запасся только
хлебом к чаю и уехал. Тут уж я помчался быстро. Чем ближе к Иркутску, тем ямщики и кони натуральнее. Только подъезжаешь к станции, ямщики ведут уже лошадей, здоровых, сильных и дюжих на
вид. Ямщики позажиточнее здесь, ходят в дохах из собачьей шерсти, в щегольских шапках. Тут ехал приискатель с семейством, в двух экипажах, да я — и всем доставало лошадей. На станциях уже не с боязнью, а с интересом спрашивали: бегут ли за нами еще подводы?
Чертопханов снова обратился к Вензору и положил ему кусок
хлеба на нос. Я посмотрел кругом. В комнате, кроме раздвижного покоробленного стола на тринадцати ножках неровной длины да четырех продавленных соломенных стульев, не было никакой мебели; давным-давно выбеленные стены, с синими пятнами в
виде звезд, во многих местах облупились; между окнами висело разбитое и тусклое зеркальце в огромной раме под красное дерево. По углам стояли чубуки да ружья; с потолка спускались толстые и черные нити паутин.
Убыток был не очень большой, и запуганные обыватели советовали капитану плюнуть, не связываясь с опасным человеком. Но капитан был не из уступчивых. Он принял вызов и начал борьбу, о которой впоследствии рассказывал охотнее, чем о делах с неприятелем. Когда ему донесли о том, что его
хлеб жнут работники Банькевича, хитрый капитан не показал и
виду, что это его интересует… Жнецы связали
хлеб в снопы, тотчас же убрали их, и на закате торжествующий ябедник шел впереди возов, нагруженных чужими снопами.
[Лет пять назад один важный человек, беседуя с поселенцами о сельском хозяйстве и давая им советы, сказал, между прочим: «Имейте в
виду, что в Финляндии сеют
хлеб по склонам гор».
Для случайных корреспондентов, судивших чаще всего по первым впечатлениям, имели решающее значение хорошая или дурная погода,
хлеб и масло, которыми их угощали в избах, и то, попадали ли они сначала в такое мрачное место, как Дуэ, или в такое на
вид жизнерадостное, как Сиянцы.
Хлеб был в самом деле ужасный. При взломе он отсвечивал на солнце мельчайшими капельками воды, прилипал к пальцам и имел
вид грязной, осклизлой массы, которую неприятно было держать в руках. Мне было поднесено несколько порций, и весь
хлеб был одинаково недопечен, из дурно смолотой муки и, очевидно, с невероятным припеком. Пекли его в Ново-Михайловке под наблюдением старшего надзирателя Давыдова.
Тут только лежишь и, удерживая смех, смотришь под сетку, а перепел все лезет, лезет, шумя стебельками
хлеба, и вдруг предстает глазам охотника в самом смешном
виде.
Ты не теряешь, однако, времени, дурной мальчик! — Ухаживаешь за Полиной и в то же время не упускаешь из
вида вдовушку Лиходееву, которая «отправляет значительное количество барок с
хлебом». Эта приписка мне особенно нравится! Mais savez-vous que c'est bien mal a vous, monsieur le dameret, de penser a une trahison, meme avant d'avoir reu le droit de trahir…"[Но знаешь, господин волокита, с твоей стороны очень дурно замышлять измену еще до получения права изменять! (франц.)]
— Все эти злоупотребления, — продолжал губернатор, выпрямляя наконец свой стан и поднимая голову, — все они еще не так крупны, как сделки господ чиновников с разного рода поставщиками, подрядчиками, которые — доставляют ли в казну вино,
хлеб, берут ли на себя какую-нибудь работу — по необходимости должны бывают иметь в
виду при сносе цены на торгах, во-первых, лиц, которые утверждают торги, потом производителей работ и, наконец, тех, которые будут принимать самое дело.
— В порядке, — повторил подрядчик, — и хоть бы нам теперича портить дела друг дружке не приходится. Коли он мне теперича эту оказию в настоящем
виде сдаст, так я ему в двадцати местах дам
хлеба нажить, а дело то, что баря в наше званье полезли. Князь тут нюхтит, коли слышал?
У калитки, весною, всегда останавливается разносчик Егорка с тирольскими пирожками (пять копеек пара), похожими
видом на куски черного
хлеба, очень тяжелыми и сытными.
— Гречневик —
хлеб из гречневой муки в
виде конуса.
Приносилось оно в чрезвычайном количестве в
виде калачей,
хлеба, ватрушек, пряжеников, шанег, блинов и прочих сдобных печений.
Рассказывали с презрительным
видом, что им есть очень захотелось, что они не вынесли голоду и пошли в деревню к мужикам просить
хлеба.
Старгород оживал в
виду приближения весны: река собиралась вскрыться, синела и пучилась; по обоим берегам ее росли буяны кулей с
хлебом и ладились широкие барки.
На улицах все чаще и чаще встречался тот крепкий, сельским
хлебом выкормленный народ, при
виде которого у заморенного городского жителя уходит душа в пятки.
Мало-помалу стали распространяться и усиливаться слухи, что майор не только строгонек, как говорили прежде, но и жесток, что забравшись в свои деревни, особенно в Уфимскую, он пьет и развратничает, что там у него набрана уже своя компания, пьянствуя с которой, он доходит до неистовств всякого рода, что главная беда: в пьяном
виде немилосердно дерется безо всякого резону и что уже два-три человека пошли на тот свет от его побоев, что исправники и судьи обоих уездов, где находились его новые деревни, все на его стороне, что одних он задарил, других запоил, а всех запугал; что мелкие чиновники и дворяне перед ним дрожкой дрожат, потому что он всякого, кто осмеливался делать и говорить не по нем, хватал середи бела дня, сажал в погреба или овинные ямы и морил холодом и голодом на
хлебе да на воде, а некоторых без церемонии дирал немилосердно какими-то кошками.
Ей начинало казаться, что она ужасно много тратит денег на себя, и в
видах экономии она убавляла поленья дров, нарезывала
хлеб к обеду тоненькими ломтиками и походя ворчала на кривую Маланью, подозревая ее в тайных замыслах на хозяйское добро.
В водах, где водится большая рыба и где рыбак ее особенно имеет в
виду, плотва нестерпимо надоедает: от ее дерганья и тасканья нет никакой защиты; одно спасенье — огромные куски
хлеба; самый крупный земляной червь; непрерванный сальник и линючий рак, в целости насаженный на крючок.
А ежели к этому, в
виде обстановки, прибавить толпы скалящих зубы ретирадников, а вдали, «у воды», массы обезумевших от мякинного
хлеба «компарсов» — просто со смеху умереть можно!
Сначала, вместо завтрака, хоть белую пятикопеечную (на ассигнации) булку давали, но потом, в
видах вящего укоренения Катонов, и это уничтожили, заменив булку ломтем черного
хлеба.
Илью смущали сердитые вопросы Грачёва и его сиповатый голос. Ему хотелось расспросить Пашку, где он был, что видел. Но Пашка уселся на стул и с решительным
видом, кусая
хлеб, сам начал расспрашивать...
Голутвин. У вас теперь богатая невеста в
виду. Что хорошего, прочитает. «Ах!» скажет… Не ссорьтесь со мной, заплатите! И мне-то
хлеб, и вам покойнее. Право, дешево прошу.
Когда Митрий вернулся с водой, Силантий спустил в бурак свои сухари и долго их размешивал деревянной облизанной ложкой. Сухари, приготовленные из недопеченного, сырого
хлеба, и не думали размокать, что очень огорчало обоих мужиков, пока они не стали есть свое импровизированное кушанье в его настоящем
виде. Перед тем как взяться за ложки, они сняли шапки и набожно помолились в восточную сторону. Я уверен, что самая голодная крыса — и та отказалась бы есть окаменелые сухари из бурака Силантия.
Истина не нужна была ему, и он не искал ее, его совесть, околдованная пороком и ложью, спала или молчала; он, как чужой или нанятый с другой планеты, но участвовал в общей жизни людей, был равнодушен к их страданиям, идеям, религиям, знаниям, исканиям, борьбе, он не сказал людям ни одного доброго слова, не написал ни одной полезной, непошлой строчки, не сделал людям ни на один грош, а только ел их
хлеб, пил их вино, увозил их жен, жил их мыслями и, чтобы оправдать свою презренную, паразитную жизнь перед ними и самим собой, всегда старался придавать себе такой
вид, как будто он выше и лучше их.
На Керчь мы шли уже не берегом, а степью, в
видах сокращения пути, в котомке у нас была всего только одна ячменная лепёшка фунта в три, купленная у татарина на последний наш пятак. Попытки Шакро просить
хлеба по деревням не приводили ни к чему, везде кратко отвечали: «Много вас!..» Это была великая истина: действительно, до ужаса много было людей, искавших куска
хлеба в этот тяжёлый год.
Хлеб, по
виду, казалось, хорош родился, а в амбар его дошло мало («стало быть, при молотьбе не доглядели», объяснили мне «умные» мужички); клевер и тимофеевка выскочили по полю махрами («стало быть, неровно сеяли: вот здесь посеяли, а вот здесь пролешили»).
Григорий держал бакалейную лавочку, но это только для
вида, на самом же деле торговал водкой, скотом, кожами,
хлебом в зерне, свиньями, торговал чем придется, и когда, например, за границу требовались для дамских шляп сороки, то он наживал на каждой паре по тридцати копеек; он скупал лес на сруб, давал деньги в рост, вообще был старик оборотливый.
Один день, во время уборки
хлеба, мы с Катей и Соней после обеда пошли в сад на нашу любимую скамейку — в тени лип над оврагом, за которым открывался
вид леса и поля.
Ограничения эти все-таки, разумеется, не имели в
виду пользу народа; но аристократы и государственные люди сильно уже задумывались о том, как бы дисциплинировать массы и, давши им право на кусок
хлеба, сделать за то послушными орудиями в своих руках.
Узнал я, что мой Шельменко нарочно поляка подвел, и посадил их обоих на
хлеб на воду, а сам послал за поручиком Фингершпилером и очень удивился, когда тот ко мне почти в ту же минуту явился и совсем в трезвом
виде.
Марфа страдала во глубине души, но еще являлась народу в
виде спокойного величия, окруженная символами изобилия и дарами земными: когда ходила по стогнам, многочисленные слуги носили за нею корзины с
хлебами; она раздавала их, встречая бледные, изнуренные лица — и народ еще благословлял ее великодушие.
Она с такою силой поставила на стол самовар, точно хотела бросить его. Лицо у нее было не по летам старое, изможденное, землистого цвета; на щеках сквозь кору мелких, частых морщин горел нездоровый кирпичный румянец, а глаза неестественно сильно блестели. С таким же сердитым
видом она швырнула на стол чашки, блюдечки и каравай
хлеба.
Она ответила не сразу: сначала оправила волосы на голове, отломила кусочек чёрного
хлеба, понюхала его с
видом записной пьяницы, потом положила в рот и, медленно пережёвывая, заговорила...
Когда Корней, приняв
хлеб, тоже перекрестился, немой обратился к двери в избу, провел двумя руками по лицу и начал делать
вид, что плюет.
— Вот то-то и есть, — перебила соседка, — слушайте же, что я вам скажу. — Тут она придвинулась еще ближе и примолвила с таинственным
видом: — Как у вас придется еще такой случай: укусит кого-нибудь бешеная собака, вы возьмите просто корку
хлеба, так-таки просто-напросто корку
хлеба, напишите на ней чернилами или все равно, чем хотите, три слова: «Озия, Азия и Ельзозия», да и дайте больному-то съесть эту корку-то: все как рукой снимет.
Проехали путники в Урень, под
видом закупки дешевого яранского
хлеба.
Я помню, как об этом «довела» девочка, бывшая в «выносушках», по имени Агашка, и перед матушкою стояли разом эта Агашка, и ключница, производившая обыск, и Аграфена, а на столе в
виде поличья лежал «шматок теста», которое она отняла от барских
хлебов и хотела спечь из него лепешку Васёнке.
К чаю мне подают блинов из пшеничной муки, пирогов с творогом и яйцами, оладий, сдобных калачей. Блины тонкие, жирные, а калачи вкусом и
видом напоминают те желтые, ноздреватые бублики, которые в Таганроге и в Ростове-на-Дону хохлы продают на базарах.
Хлеб везде по сибирскому тракту пекут вкуснейший; пекут его ежедневно и в большом количестве. Пшеничная мука здесь дешевая: 30–40 коп. за пуд.
Это «что-то» было или оставшиеся от обеда и ужина корки
хлеба, которые Маша подбирала с жадностью маньячки на столах, или перепадавшие изредка на долю приюток лакомства в
виде пряников, пастилок и леденцов, жертвуемых попечительницею для не избалованных гостинцами воспитанниц.
A виновник суматохи, вороненок, страшно испугавшись всего этого шума и кутерьмы, совсем потерял голову. Он недоумевал с минуту, потом неожиданно встрепенулся и с решительным
видом заковылял по скатерти, опрокидывая по пути чашки и стаканы. Мимоходом попал в сухарницу, выскочил из неё, как ошпаренный, наскочил на лоток с
хлебом и, в конце концов, очутился в крынке с молоком, уйдя в нее по самую шею.
Она шла сюда, в надежде найти здесь веселье, смех и постоянный праздник — и вдруг, вместо всего этого, закоптелая избенка, скудный ужин в
виде холодной похлебки и каровая
хлеба на столе, и этот страшный хозяин, один
вид которого способен привести в ужас даже такую бесстрашную девочку, какой себя считала до сих пор Тася.
Зотов возмущался, негодовал, а лошадь и собака слушали. Понимали ли эти два нахлебника, что их попрекают куском
хлеба, — не знаю, но животы их еще более втянулись и фигуры съежились, потускнели и стали забитее… Их смиренный
вид еще более раздражил Зотова.
Садимся обедать. Раненый офицер, у которого от раны в висок образовалось сведение челюстей, ест с таким
видом, как будто бы он зануздан и имеет во рту удила. Я катаю шарики из
хлеба, думаю о собачьем налоге и, зная свой вспыльчивый характер, стараюсь молчать. Наденька глядит на меня с состраданием. Окрошка, язык с горошком, жареная курица и компот. Аппетита нет, но я из деликатности ем. После обеда, когда я один стою на террасе и курю, ко мне подходит Машенькина maman, сжимает мои руки и говорит, задыхаясь...